1.
это слишком
непререкаемо. Ей-ей,
под сводами неисчислимо
их - шестикрылых голубей
Святого Духа, купидонов
Завета Ветхого, огня,
меча, четырехгранных звонов -
не приговаривай меня!
Столпились надо мною в круг вы,
чтоб ослепительнее, чтоб -
но ни одной священной буквы
я не могу: прости,
Калашников C. Б.. Ереван‒Вагаршапат
2.
к многочисленным корням,
давно проращенным в нем,
плюсуются древние корни армян
с их окаменевшим огнем?
Зачем, подобрав погуще тень
он приговорен
словарем
начать, а также кончить день,
весь день деньской напролет?
Фонетики треск, хряск, лязг
не стоит большого труда,
но
Слуцкий Б. А. Изучение армянского языка // Литературная Армения. 1987. № 11. С. 35.
3.
жалость к женщинам тихим, ласкавшим нас,
и слепая злоба к врагам...
Кукарекали горестно петухи,
петушиную жизнь кляня,
они чувствовали, что приговорены
к закланию в честь меня;
к пальцам липнул птичий пунцовый пух,
густела кровь на ножах
чабан равнодушно смотрел на
Шестинский О. Н. Песни армянских гор // Избранные произведения в двух томах. Т. 1. Стихотворения 1947‒1973. М. : Художественная литература, 1980. С. 77‒82.